Мастер Куай-Гон Джинн шел к Залу Совета удивительно легкой и упругой походкой. Даже больше того: он еще и тихо напевал себе под нос. Это было весьма удивительно: все, кто знал его – а Куай-Гон был достаточно широко известен – никогда не слышали, чтобы он когда-либо пел. Шаг его, положим, всегда был стремительным и упругим, но сейчас... Сейчас в нем появилось даже что-то танцующее. Тот Куай-Гон, которого видели в Храме, был обычно куда более сдержан, погружен в себя и, при всей своей вежливости, отдален и замкнут. То есть, он таким стал. Когда несколько лет назад его падаван, Ксанатос Телосис, предал его, бросив Орден и своего наставника. С того дня Куай-Гон словно бы отгородился от всех, и никто не мог пробить броню его сдержанности. Но сегодня, когда он вошел в Зал Совета и поклонился, он выглядел по-другому, и все это заметили. Разумеется, Рыцарь не мурлыкал песню при встрече с Магистрами, но держался не так как всегда. Это было больше, чем просто изящество – движения Мастера всегда были изящны, – но теперь в них вновь ощущалась живость, что, казалось, ушла навсегда. Он заметил, что они как-то очень внимательно на него посмотрели; никаких комментариев, тем не менее, не последовало. — Вы хотели видеть меня, Магистры? — спросил он спокойно. Йода – самый старый в Совете – выпрямился и пытливо взглянул на Рыцаря. — Просьбу к вам мы имеем. Куай-Гон уважительно поклонился, ожидая, что скажет ему миниатюрный Джедай. Но заговорил Мэйс Винду: — Как вы знаете, в следующем месяце будет турнир – турнир падаванов. Мастер Джинн посмотрел на старого друга. — Да, конечно. Я как-то забыл об этом. Все двенадцать членов Совета, кажется, безмолвно вздохнули. Никого из них вовсе не удивил ответ Рыцаря – они знали, как он замкнут, и как избегает любых контактов. — В вашей помощи мы нуждаемся на турнире этом, — сказал Йода. А Магистр К'баот продолжил: — Меня срочно вызывают в Сенат, и, боюсь, мне придется уехать, — объяснил он. — Я, конечно, обещал Магистрам помочь, ведь турнир – это дело чести, но увы... — Он замолк. — Вы хотите, чтоб этим занялся я? — спросил Мастер Джинн удивленно. Кажется, уже вечность прошла с той поры, когда он был в центре событий, принимая участие в жизни Ордена. Он привык к одиночеству, никого не пуская за стены крепости; сожаление и печаль, поселившиеся в его душе, были только его, и никто не мог разделить их. Никто. Мэйс кивнул. — Все воспитанники будут очень огорчены, если место одного из почетных гостей останется пусто. А поскольку вы недавно вернулись с Элбори, мы подумали, праздник мог бы поднять вам настроение. — Темнокожий Магистр усмехнулся. — Но, по-моему, оно и так неплохое. Очень рады видеть вас таким бодрым. Не расскажите, что стало причиной? Мастер Джинн смутился на краткий миг. Он не знал, что это так очевидно. — В частном плане, — кивнул он Мэйсу. — Если вы хотите. Куай-Гон согласился прийти на турнир, но заранее отказался от любых речей – он не станет произносить их. Против этого не было возражений, и Джедай, поклонившись, оставил Совет. После встречи они с Мастером Винду шли по длинным храмовым коридорам. Все формальности были оставлены, и теперь они снова были на «ты», как положено старым друзьям. — Знаешь, мне как будто приснился очень странный сон. Хоть мне кажется, я был активен. Мэйс, нахмурившись, посмотрел на него. — Думаешь, это было видение? Мастер Джинн покачал головой. — Не могу сказать... Просто я почувствовал чье-то присутствие, очень мощное. Без сомнения, очень сильный Джедай. Винду искоса посмотрел на него, изучая четкий профиль друга. Интересно, что же так взволновало Куай-Гона – с его вечной сдержанностью?.. Мастер Джинн продолжал, глубоко задумавшись, будто вновь ощущая те впечатления: — Молодой Джедай, это я мог почувствовать. И при этом мудрый, не по годам. Связь была прямая, никаких щитов. — Он помолчал: — Мы с ним даже не говорили, то есть, это явно был не речевой контакт, – я попробовал, но безуспешно. Просто чистая эмоциональная связь. — Ты уверен? — спросил Винду. Ему было известно, что такие контакты случались, но они были очень редки, и обычно сообщали о чем-то чрезвычайно важном. — Да, — ответил Куай-Гон, размышляя вслух. — Я почувствовал его боль, и расстройство, и печаль; даже гнев. Но при этом – ни капли Тьмы! Там была лишь потребность любить – почти подавляющая. И неутолимая жажда знания. А еще – мелодия, удивительная мелодия! – я как будто слышу ее. Не могу ее выбросить из головы. — Столь сильные эмоции… — пробормотал Мэйс, пытаясь понять, кто бы это мог быть, и что это было. Мастер Джинн вздохнул. — Это словно было частью меня, чем-то, что я всегда  искал, и не знал, что утратил. — Он покачал головой. — Понимаешь, он разделил со мной всё, чем он дорожит. Свет его души просиял для меня, и он подарил его мне – добровольно, свободно. Позволил заглянуть в свое сердце. И как будто омыл меня своими эмоциями. С тех пор эти чувства со мной, не могу изменить их – так же, как и те, что увидел в нем. Я попробовал как-то помочь ему… или ей, — он внезапно подумал, что Джедай мой быть женщиной. — Помочь боли и одиночеству, успокоить, ободрить. Мэйс кивнул головой. — Хорошо. — И, не в силах сдержать любопытства, спросил: — Ну, а имя ты знаешь? Плечи Куай-Гона поникли. — Ничего такого, что могло бы помочь отыскать его или ее, — сказал он. — Я попробовал и вербальную связь, спросил: «Кто ты?». Но ответ был довольно странный. Винду остановился, ожидая, что скажет друг. Куай-Гон тоже остановился и посмотрел на него. — «Один», — сказал Рыцарь. — Один? — повторил Магистр удивленно. — Да. Они помолчали. Потом Винду, желая ободрить его, сказал: — Думаю, тебе следует пойти с этим к Йоде. Наш зеленый друг, вероятно, сумеет найти ключ к разгадке. И ты выяснишь, кто твой таинственный собеседник. — Да, наверно, ты прав. Спасибо, дружище. — Ты же знаешь, Куай, я рад помочь. Когда Мастер Джинн выходил от Йоды, он почти столкнулся с молодым падаваном. Даже не падаваном, нет – просто юным воспитанником. Взгляды их на мгновение встретились, мальчик тут же опустил глаза, поклонился – чрезвычайно почтительно и немного робко, – и отступил, пропуская Куай-Гона. В поведении этом не было ничего необычного, только почему-то казалось, что неправильным будет уйти, ограничившись кратким поклоном в ответ. Рыцаря не оставляло чувство, что он упустил что-то важное. Или что-то забыл и пытается вспомнить… Мальчик показался ужасно знакомым, хотя он был уверен, что они не встречались. И Куай-Гон продолжал свой путь, тщетно пробуя разгадать загадку, как ему подсказала мудрость Мастера Йоды. — Оби-Ван Кеноби. Заходи, заходи! Всегда мне приятно видеть тебя, юный. Низко поклонившись ему, Оби-Ван вошел в небольшую гостиную. — Приветствую вас, Учитель, — сказал он, преклоняя колено. Он действительно уважал и любил старика, так что это не было лишь данью традиции. Он знал Йоду всю свою жизнь, и Магистр когда-то даже вел в их классе занятия. Впрочем, отношения их были далеки от формальных, и Кеноби привык, что с Магистром всегда можно поговорить откровенно. Что тот выслушает, и не будет поспешен в суждениях. — Вижу я, тебя что-то тревожит, хм-м. Да? — проскрипел голосок Старейшего, и повисшую в комнате тишину нарушал лишь звук его шаркающей походки да постукивание суковатого посоха из дерева гиммер. Магистр Ордена мерил шагами комнату. — Да, Учитель. Мастер Вурет-Ли считает, что я нездоров, — сказал мальчик. Его голос был чрезвычайно приятным, мелодичным и теплым. И с каким-то особенным произношением – он скорее говорил не «Мастер», а «Мостэ». Йода не замедлил движения. — А ты сам нездоровым себя не считаешь? — Нет, Учитель. — Почему тогда думает так она? Оби-Ван смущенно поежился. — Потому что я привлек внимание класса на занятиях по фехтованию. Я не сделал ничего плохого, но она говорит, что я слишком тороплюсь с обучением. — Он казался обеспокоенным. — Что не хватит сил у тебя для этого она думает, да? Хочет, чтобы я занялся тобой вместо целителей? Хм-м-м… Поворчав себе под нос, он внимательно посмотрел на мальчика желтоватыми большими глазами, что казались обманчиво сонными. Он вполне доверял наставникам Оби-Вана, потому сообщение Вурет-Ли показалось ему серьезным, а та явно была чем-то встревожена. — Да, наверное, — сказал ученик. — А еще она думает, я подавлен. — Не так это разве? — Нет. — Он поколебался немного. — Но я видел… странный сон, и всё время вспоминаю об этом. — Не видение было это, ты думаешь? Юный ученик покачал головой. — Нет, Магистр. Не такое, как вы говорили нам. — Он опять помедлил, глядя на лежащие на коленях руки, со смущением и замешательством. — Скорей это связь… Ментальная связь. Я не знаю, с кем. — Он почувствовал, как это глупо звучит, испугавшись, что его посчитают безумным. Мастер Йода остановился, обратив к нему проницательный взгляд. — Расскажи мне. Бояться не должен ты, — поощрил он, ощутив в своем сердце подозрение, быстрое, словно вспышка лучевого меча. Пальцы юного Оби-Вана нервно перебирали край белой туники. — М-м-м, хорошо. Было поздно, но уснуть я не мог. Думал о своих неудачах, и о том, как исправить их. Злился на себя. И тоскливо было. Знаю, что Джедаю нужно спокойствие, но порою мне трудно его достичь. А я так хотел бы быть лучше! И об этом я тоже думал. А потом… Я почувствовал теплоту. Я как будто таял, как… как металл при высокой температуре. — Он пытался преодолеть смущение, и с трудом подбирал слова. — А потом меня затопили волны грусти. Я как будто коснулся чьего-то сознания, и там было столько печали и сожаления... У меня просто сердце сжалось. Йода слушал очень внимательно. — Продолжай, — подбодрил он двенадцатилетнего мальчика. — Я всего лишь хотел помочь – кто бы это ни был, – исцелить его боль, и послал ему все свои положительные эмоции, всё, что мог, потому что… потому что… — Словно часть тебя самого он был, и что ты искал, не зная, что потерял ты это? Глаза старого Мастера сузились, глядя на удивленного мальчика. — Да, Учитель, да! — воскликнул Кеноби. — Всё, как вы говорите! Ну разве не чудо он? Сразу понял! — восторженно думал мальчик. И продолжил вслух: — И с тех пор я обрел... мир в душе. Я не так часто злюсь, мне как будто... теплее стало. — Он почувствовал себя глупо, и от этого вновь пришлось страдать краю туники. — Может, я, в самом деле, безумец? Скажите мне, Мастер Йода... — Его голос дрогнул. Ответ был непонятным и странным. Оби-Ван еще никогда не видел, чтобы миниатюрный Джедай улыбался так широко. Это было почти пугающе, мальчик был потрясен. Через миг улыбка Магистра стала ближе к нормальной, и тот вновь принялся расхаживать и постукивать палкой. — Имя знаешь ты? — самодовольно спросил он. — Нет. — Оби-Ван сокрушенно покачал головой. Он ужасно хотел понять, почему Мастер Йода так ухмыляется... — Я спросил: «Кто вы?», — неуверенно продолжал Кеноби. — И услышал одно лишь слово. — Один? — Э-э? Нет. Потерянный. — Потерянный? — повторил Магистр. — Потерянный. Теперь Йода самодовольно хихикал. — Разрешится со временем тайна эта, — изрек он изумленному мальчику. — Довериться Силе ты должен. Путь она укажет тебе. — Он задумчиво посмотрел на Кеноби, положив трехпалую лапку на его плечо. — Твое будущее зависит от этого, юный. Слушать сердце свое тебе следует. — Его когти мягко сжали руку ученика, и Магистр повторил Оби-Вану то, что недавно сказал предыдущему гостю: — Доверяй обязательству этому и держись за него. То, чего лишен ты, даст тебе это. Оби-Ван оставил комнаты Йоды в еще большей растерянности. Мысли мальчика то и дело возвращались к жутковатой ухмылке Магистра. Тот, казалось, был готов рассмеяться – или, может, огреть своей палкой из дерева гиммер с неизменным воплем: «Говорил тебе я!». — Говорил тебе я! — Йода стукнул об пол своим посохом, и морщинистое лицо Старейшего выражало довольство и ясность. — Вместе быть должны Оби-Ван и Куай-Гон. Падаваном и Мастером станут. Винду не был в этом настолько уверен, но Магистр нисколько не сомневался. — Вмешиваться в отношения их не должны мы, — продолжал он. — Но поощрять их встречаться нам следует. Чтобы понял каждый из них, кто другой. И тогда рассеются все сомнения. «Странные случаи» происходили всё чаще, но оба теперь привыкали к этому. Их обмен эмоциями становился свободнее, доверительнее, и всё большим теплом согревал их души. Погружение в чье-то сознание было делом тонким, ведь при этом легко ошибиться, навредить, причиняя боль или вред. Очень сложно обходить потаенные уголки, что другой хотел бы оставить нетронутыми. И при этом неизбежны сомнения – и в себе, и в другом: «Что подумают обо мне? Может быть, узнав ближе, от меня отвернутся? Разочаруются?..» Потому очень просто было впасть в заблуждение и стать жертвой поспешных выводов. Оттого-то подобная практика и была такой редкой. Но сейчас всё было иначе. Другая душа искусно скользила по ментальной защите, видя все затененные уголки. И при этом ничто ее не отталкивало – ни печальная память, ни болезненные эмоции. И всё это не повреждало, напротив! Присутствие этой чужой души уменьшало боль, успокаивало. Время шло, и дни превратились в недели, а контакты продолжались почти каждую ночь, а порою и днем. И ментальное, призрачное присутствие ожидалось каждым из них; одна мысль о том, что есть кто-то, кто слышит тебя, понимает тебя и любит таким, есть, восхищала и окрыляла. Это редкое счастье выпадает немногим, и они понимали это. Мастер Джинн провел много часов в медитациях, пробуя отыскать источник своего благодатного чувства – а вернее, того, кто за этим стоит. Но все поиски были тщетными. Тем не менее, у него теперь появилась цель, и она бодрила его, наполняя душу теплом и радостью. Он всё больше становился похожим на себя самого – на того Куай-Гона, каким он был в юности. Свет его души был теперь и в его глазах, и в улыбке, словно жизнь вокруг стала ярче, засияв чудесными красками. Он хотел передать эти чувства Другому, исцелить его неуверенность и печаль. Обретя в своем сердце мир, он готов был щедро поделиться им с окружающими, а особенно – со своим спасителем... Оби-Ван за какой-то месяц стал, наверное, лучшим студентом в Храме. Он всегда хорошо учился, но сейчас успехи его были столь велики, что буквально все наставники хвалили его. А еще он стал сдержанней и спокойнее, и как будто бы что-то светилось в нем. Всё, что он совершал, все свои достижения он хотел посвятить Другому, чтоб тот мог им гордиться. И, возможно, думал он, занятия в этом помогут. Может быть, если он узнает достаточно много, он сумеет выяснить, кто был Другой… Так как лично, вне комнаты Йоды, Оби-Ван и Куай-Гон не встречались, старый Мастер решил помочь Силе, и немного ускорить события. Как-то вечером Оби-Ван сидел в одиночестве у окна в Обеденном зале. У него вообще-то были друзья, еще с ранних времен, и достаточно близкие, но сегодня, по счастливой случайности, они несколько задержались, так что мальчик остался один. Йоду это вполне устраивало. Как раз в этот миг Мастер Джинн подошел к его столику и почтительно поклонился. — Вы позволите сесть рядом с вами, Учитель? — спросил он. Йода почему-то хихикнул в ответ, и посох его, подскочив, стукнул Мастера Джинна по голени. — Со мной? Нет, падаван. Помешаешь моей хм-м-м... концентрации ты. — Снова тихий смешок, и когтистый палец указал на пустующий столик Кеноби. — Вон туда отправляйся. Куай-Гон мигнул, немного растерянно, но, увидев, что палка вновь поднимается в воздух, поспешил убраться. — Могу я составить тебе компанию? — спросил он, улыбнувшись мальчику, что, как видно, обедал один. Тот немедленно встал, поклонился, а потом неуверенно сел, словно бы смущенный, что такой прославленный Рыцарь оказался совсем рядом с ним. Они, кажется, виделись... Точно. Возле двери Йоды, в тот день, как Кеноби был у старого Мастера. Они чуть не столкнулись в дверях, потом вежливо поклонились друг другу – и всё. Так же, как и сейчас. А, наверное, интересно было бы поговорить... Только разве можно ему докучать? Да и что за дело Куай-Гону до какого-то ученика, даже не падавана? Оби-Ван вздохнул и решил не думать об этом, сконцентрировавшись на еде. Мастер Джинн обратил внимание на застенчивого, молчаливого паренька. Что-то было такое в этом мальчике... Может, тихий свет в его сине-зеленых, словно море, глазах? Прежде Рыцарь любил наблюдать за младшими учениками, представляя, как они вырастут, и какими станут. Как когда-то мечтал о том, каким сильным и прославленным Мастером станет Ксанатос... А потом уже не хотелось мечтать или думать о будущем. Ни о чьем – даже собственном... Только этот мальчик... Он как будто не похож на сверстников – строже, сдержаннее, серьезнее. Это даже немного грустно – он так юн, слишком рано еще забывать о мальчишеской непосредственности... Что ж, возможно, кто-то скоро возьмет его в ученики. И тогда для кого-то этот мальчик тоже станет источником радости и чудесного удивления Живой Силой. Так же как... Как Другой. Рыцарь и воспитанник оставались безмолвны, каждый думал о чем-то своем. Они просто обедали за одним столом – ничего больше. Йода пристально наблюдал за ними. Восемь сотен лет он твердил тем, кого учил, о терпении, но сегодня и его терпение подходило к концу. Но вот Мастер Джинн поднял голову и взглянул на мальчика. Хорошо, падаван. Узнай же его. Давно уже сделать это тебе следовало! Больше не заставляй меня ждать. И Куай-Гон, наконец-то заговорил: — Будь так добр, передай мне соль, — сказал он. — Вот, пожалуйста, сэр. — Спасибо. И они вернулись к еде. О Великая Сила!!! Йода встал и, сердито тряхнув ушами, направился к выходу. Через несколько дней начался падаванский турнир – праздник Силы, которого ждут целый год. За успехами молодых наблюдали много Джедаев – Рыцарей и Мастеров, и нередко бывало, что воспитанники, показавшие особенное мастерство, обретали наставника, становясь падаванами. И вообще, достижения здесь оценивались – справедливо и по достоинству. Куай-Гон был доволен. Про себя он боялся, что его затащили на этот турнир, чтобы снова убеждать его взять кого-нибудь в обучение. Только с этим покончено. Он давно обещал себе, что не станет больше преподавать – слишком памятной и жестокой оказалась неудача с Ксанатосом. А, возможно, он просто плохой учитель. И тогда тем более ни к чему, чтоб его ошибки приносили вред кому-то еще, а особенно более – юному, у которого столько надежд. Потому он вообще избегал общения, и держался вдали от всех. Но последние месяца полтора что-то стало меняться. Потому что в жизни его появился Другой. Кто-то, с кем сложился глубокий ментальный контакт. Вероятно, это был какой-нибудь Рыцарь, или даже Мастер, потому что вряд ли такое владение Силой по плечу подростку-ученику... На турнире дети состязались в нескольких дисциплинах – начиная от левитации и кончая искусством владения лучевым мечом. Один мальчик был особенно впечатляющ. Куай-Гон узнал паренька, кого встретил как-то у двери Йоды, а совсем недавно – в столовой. Этот юный воспитанник – ему не было и тринадцати лет! – уже был чрезвычайно искусен во владении Силой, и его отличала аура удивительного спокойствия. Выступал он в двух видах программы – фехтовании и особой, очень непростой дисциплине, называемой «искусство невидимых». Лучевым мечом владел каждый Джедай, обучали этому даже целителей, хотя тут, разумеется, тоже были ярко выраженные таланты и скромные середнячки. Но «искусство невидимых» вообще редко было доступно ученикам – ведь оно включало в себя и пластичность, и атлетическую подготовку, и умение наводить иллюзии. Чтоб добиться этого, нужно было абсолютное равновесие, и спокойствие духа, и умение полагаться на Силу... Одним словом, нужна была зрелость – взрослой, много видевшей и пережившей личности. Интересно, что позволило пареньку обрести эти качества?.. Пока мальчик ожидал окончания соревнований, наблюдая за работой его товарищей-конкурентов, Куай-Гон попытался осторожно коснуться его сознания... И наткнулся на чрезвычайно прочный ментальный щит. Глаза мальчика на мгновение устремились к нему. Мастер и ученик обменялись взглядами и кратко кивнули – как едва знакомые, но уважающие друг друга... Не узнали! Словно слепы они! Йода стиснул острые зубы и решил взять этот вопрос под свой личный контроль... Все финальные встречи закончились, наступала минута объявления победителей и вручения традиционных наград – разноцветных граненых бусинок, что носили, как знак отличия, в падаванской косичке. И вручить награды должен был Мастер Винду. Но сегодня, однако, это несколько изменилось. Мэйс отвел Куай-Гона в сторону, сообщив ему неприятные новости. А вернее, «сообщить» он не мог ничего – лишь отчаянно указал на горло, а затем выразительно опустил ладонь, демонстрируя, что не может издать ни звука. — С твоим голосом что-то случилось? — спросил Мастер Джинн подозрительно. И немедленно отогнал эту мысль: Мэйс, конечно, был известен своими шутками, но сейчас в его темных глазах было искреннее огорчение. Винду просто кивнул и развел руками, а потом сложил ладони, словно в жесте мольбы. — Ты что, хочешь, чтоб я выступил вместо тебя?! Попроси еще кого-нибудь, я не могу. Новый умоляющий жест. Куай-Гон затряс головой. — Нет. Я даже не знаю, что тут принято говорить. И вообще. Я почувствую себя идиотом, а все будут разочарованы. Победители заслужили лучшего, все они молодцы, прекрасно сражались. Но мне нечего им сказать. Мастер Винду вручил ему лист синтепласта. Речь, — сказал он мысленно, постучав по ней пальцем. — Вперед, Куай, у тебя всё получится. И похлопал его по плечу. Больше Рыцарь не имел оправдания и, досадуя, прошел на балкон, где сидел, постаравшись настроиться. Мастер Джинн не боялся острых зубов и ужасных монстров, не боялся космических гангстеров и «охотников за головами». В его жизни бывало и худшее. Например, талантливый мальчик – синеглазый и темноволосый, превратившийся в молодого мужчину с высокомерным и жестоким взглядом – и ожогом в виде кольца на щеке... Тот когда-то весьма успешно выступал на таких состязаниях. Что ничуть не мешало ему оставаться бездушным и лживым. С той поры Куай-Гон не любил турниров, и на время их проведения под любым предлогом старался покинуть Храм, благо, миссий всегда хватало. Он имел репутацию одного из искуснейших дипломатов, и вел самые трудные переговоры. Стороны, при его участии, приходили к согласию; он умел беспристрастно следить, чтобы всё было справедливо и честно. И сейчас ему было бы легче провести раунд самых тяжелых переговоров, чем подняться, выйти к краю балкона и начать говорить, обращаясь к полусотне юных Джедаев. Словно он опять должен посмотреть в глаза своим прошлым страхам... Но всё это – его проблемы, и талантливые ученики, что стояли здесь, в них ничуть не повинны. Они были взволнованы, улыбались и перешептывались, ожидая речи. Тонкий лист синтепласта дрожал в руке, и Куай-Гон заставил себя успокоиться и подняться. Подойдя к перилам, он увидел внизу, под балконом, взгляды сотни глаз, устремленных к нему. Их действительно было не больше пятидесяти, но ведь не у всех было только два глаза... Снова легкий шепот прошел по залу. Разумеется: появление Мастера Джинна было чем-то вроде космического феномена. А уж то, что он, кажется, собирается говорить... «Онемели, учитель? Или вы боитесь показаться смешным? Наставлять молодежь, когда вас так прискорбно подвел ваш собственный ученик?» Голос, прозвучавший в сознании, полон был смертельного яда. Он остался лишь в памяти, но был столь же мучителен. Нет. Не могу. Захотелось уйти – тут же, сразу. Он уже решил повернуть назад, но глаза его встретились вдруг с другим взглядом – чистым, искренним. Полным надежд. В глубине этих сине-зеленых глаз были и сострадание, и поддержка, и желание помочь. Несомненно, он ощутил дискомфорт Куай-Гона, но не выказал ни осуждения, ни любопытства. Рыцарь вдруг устыдился. Он заставит призраков замолчать! Это – в прошлом. А сейчас он должен поздравить победителей состязаний. Он не смеет лишать их праздника. Куай-Гон отложил ситнепласт. — Когда-то давно… — начал он, позволяя Силе вести его, и беря под контроль беспокойство. Позади тихо ахнул Мэйс, осознав, что друг не воспользуется приготовленным текстом. А Куай-Гон продолжал: — Как и вы, я хотел быть лучшим, заслужив одобрение учителей. Но потом осознал, что не так уж и важно, оценен или нет результат. Важно только быть честным с собой и помнить об истине. Потому что, как бы ни были мы хороши, совершенство, к которому мы стремимся, всегда будет манить нас, и нам будет, над чем работать. Пройдет несколько лет, и вы станете Рыцарями, и тогда вам придется охранять ту галактику, что лежит за стенами Храма. Далеко не мирную, слишком часто. Значит, мир должен быть в нашем сердце, ведь Джедаи подобны лучевым мечам – всегда светлые, острые, сосредоточенные. И всегда готовые к действию. Я уверен, вы справитесь с этой задачей. Мастер Джинн улыбнулся собравшимся. Сзади Мэйс неслышно похлопал в ладоши – и подсунул ему лист со списком призеров. Куай-Гон принялся зачитывать: — Лучший в интеллектуальной игре – Ибрам Сай-Ру. Вперед вышел юный забрак, поклонился со счастливой улыбкой, и ему вручили синюю бусинку победителя. — Лучшая в левитации – Фо-рр Эль. Тоненькая и изящная девочка человеческой расы получила яркую, фиолетовую подвеску. Бусинки должны были украсить косичку, когда юные ученики обретали наставника. Нужно было немало лет, чтоб косичка стала достаточно длинной... Но еще сложнее было сделать так, чтоб сложилось прочное и глубокое обязательство между мастером и падаваном. — Победитель в «искусстве невидимых» – Оби-Ван Кеноби. А, вот и тот самый мальчик. Вышел вперед, очень вежливо поклонился, принимая награду – и улыбнулся вдруг, так светло, что Куай-Гон не мог не ответить на эту улыбку. Потому что она была и озорной, и застенчивой. — Лучший во владении лучевым мечом… — Так, и кто же это... — Оби-Ван Кеноби. Мальчик вновь подошел, и улыбка его просияла еще ярче, еще прекраснее. Вероятно, это была награда, о которой он больше всего мечтал. Что же, он ее заслужил по праву. По толпе собравшихся пробежал легкий шепот. День, поистине, выдался удивительным! Легендарный затворник, Джедай-одиночка, Мастер Джинн, произносит речь. А воспитанник Храма получает сразу две бусинки – случай чрезвычайно редкий! Начинался праздник; победителей поздравляли, многие из Мастеров, подошли, чтобы поговорить с воспитанниками. Вероятно, кто-то выберет себе падавана, и начнется несколько ученичеств, отстраненно подумал Куай-Гон, снова чувствуя опустошенность. И поторопился уйти. — Как ты был хорош, мой друг! Всё прошло много лучше, чем я смел надеяться. Винду подошел к нему; низкий голос звучал безупречно, даже без намека на хрипоту. Щеки Мастера Джинна вспыхнули – Мэйс не мог бы сказать, было это гневом или смущением, вероятно, и тем, и другим, – но на всякий случай на шаг отступил. Куай-Гон на мгновенье прикрыл глаза, очевидно, пытаясь совладать с волнением. — Ты… Ну, ты за это заплатишь! — прорычал он. Винду просиял белозубой улыбкой. — Ну, мой друг, месть не подобает Джедаю… И вообще, идея была не моя. Всё придумал наш Зеленый… Ты ведь понимаешь. В ответ снова раздался рык, но уже не такой раздраженный. Глаза Мастера явно кого-то искали в толпе. — А где этот мальчик, с двумя бусинками? — спросил он у Мэйса. Пока они спорили, победитель незаметно исчез – как и подобает лучшему в «искусстве невидимых». В душевой Оби-Ван успел только быстро вымыться и переодеться, когда на пороге появились три, наверное, самых прославленных Рыцаря в Ордене. Он почувствовал какую-то слабость при мысли, что, возможно, они здесь из-за него. И, немедленно устыдившись, отбросил эту мысль как вздорную. Вероятно, им просто нужно обсудить что-нибудь, вот они и воспользовались пустым помещением. Что могло бы заставить Мэйса Винду, Йоду и Мастера Джинна отправляться в ученические душевые, чтоб разыскивать какого-то ученика? Делать им больше нечего! — Молодой Кеноби, вы позволите? Низкий голос Главы Совета обратился прямо к нему, и сердце недавнего победителя учащенно забилось. Два других участника встречи говорили мысленно, по их давнему обязательству Мастера/падавана: — Следует поговорить вам. И сегодня же! — Но о чем, Учитель? — Хм-м-м… Разве нечего будет сказать тебе? Две победы важные одержал он сегодня, и две бусинки получил. Тебя это не радует? Никому пока что не удавалось это… С того дня, как _т_ы_ это сделал. Расскажи об этом ему. — Это лишнее, Мастер. Вспоминать былые победы… Лучше помнить о поражениях. — Одинаково важно и то, и другое. Объективным быть тебе следует. — О, я более чем объективен! Винду в это время направился к мальчику, помешав тому исчезнуть из комнаты с пакетом одежды. — Подождите минуту, пожалуйста. Мне давно хотелось вас познакомить. Мастер Куай-Гон Джинн, позвольте представить вам воспитанника Оби-Ван Кеноби. Йода ухмыльнулся, глядя, как Куай-Гон с уважением склонил голову, и как юный Кеноби низко поклонился в ответ. И стал ждать, что случится дальше. Они все-таки были несколько напряженными: в Куай-Гоне была отстраненная вежливость; мальчик же до сих пор немного боялся его, и весьма критически был настроен к себе. — Ты сегодня отлично выступил, — сказал Мастер Джинн. — И мне очень понравились твои навыки. Немногие в столь юные годы сражаются так хорошо. Кто учил тебя? Щеки мальчика порозовели, и Кеноби опустил глаза. — Мастер Синк, — сказал он негромко. — Но стиль Мастера Синка не похож на этот, — заметил Рыцарь. Оби-Ван кивнул. — Я тренировался… в учебном центре. По выходным. — Он по-прежнему не поднимал глаз, теребя край свой туники. — Я сражался с дроидами. — А-а, — Куай-Гон казался довольным. — И поэтому ты использовал защиту Дики в первом бою? Она хороша, если действовать от обороны. При атаке, на мой взгляд, предпочтительнее защита Гуэрри. Падаван покачал головой. — Но там очень сложно со встречным ударом. А здесь всё выходит естественно. Теперь Мастер Джедай возразил: — Это лишь поначалу. Когда ты к ней привыкнешь, ты почувствуешь, что она превосходит защиту Дики, и по эффективности, и по экономии сил. — Со всем уважением, Мастер Джинн… — ученик попытался отстоять свою точку зрения. Он уже не так нервничал, но был всё еще напряжен, и убийственно, невыносимо почтителен. Он едва мог поднять глаза на Рыцаря. А тот, в свою очередь, объяснял стратегию боя – будто ни о чем другом они не могли говорить! Терпение Йоды опять истощилось. Эти два тупые Джедая положительно раздражали его. Они всё еще не узнавали друг друга! Не желали прислушаться к Силе! — Я думаю, что защита Дики будет лучше в бою с несколькими противниками, независимо от характера боя, и… Ох! — Мастер Йода, почему вы его уда… Ох! Зеленокожий Магистр, сердито нахмурившись, захромал прочь из комнаты, оставляя трех смущенных Джедаев, двоим из которых приходилось потирать пострадавшую голень. Мэйс, казалось, был так же растерян, как и двое спорщиков. — Может быть, ему больше нравится защита Хитори?.. — предположил он. Проходили дни, и два избранных Силой становились здоровей и счастливее, потому что в жизни каждого был Другой. Отношения их развивались, и теперь им хотелось бы встретиться лично, отыскав своего замечательного партнера. Увидеть его. Они чувствовали удивительную наполненность, чуть ли не совершенство, когда обязательство было открыто, только этого было уже недостаточно. Им хотелось бы говорить, а не только чувствовать, разделить не одни лишь эмоции, но и мысли. И они, как могли, пытались пробиться друг к другу. Но пока что личность Другого оставалась для каждого тайной. И нельзя сказать, чтоб они не встречались – много раз, начиная с турнира! Но при этом всё заканчивалось лишь обменом приветствиями, а потом каждый вновь спешил по делам, поглощенный своими мыслями. Сам Великий Магистр делал так, чтоб пути их пересекались, подводя их к тому, чтоб они смогли, наконец-то, понять, кто есть кто. Но обычно это заканчивалось где-то между защитой Дики – и ударом палки по голени. О Великая Сила, за что столь упрямых учеников посылаешь ты мне?.. Над Столицей бушевала гроза, и столь сильная, что ее раскаты ощущались даже за стенами Храма. Но какая бы ни была погода, а занятия шли своим чередом, потому Оби-Ван спешил в класс. Он вошел в кабину ближайшего турболифта и нажал на кнопку десятого этажа. Двери уже начали закрываться, когда юный Кеноби заметил, что к подъемникам быстро подходит Куай-Гон. Мальчик поднял ладонь, останавливая кабину, и позволил Джедаю войти. Лифт закрылся, и кабина двинулась в путь. Пассажиры молчали. Оби-Ван не знал, что сказать столь великому Мастеру, а Куай-Гон был полностью погружен в свои мысли, потому ограничился лишь кратким: «спасибо». Неожиданно их тряхнуло, прозвучал оглушительный удар грома, и подъемник затрясся и замер, а огни в кабине погасли. И, лишенный поддержки репульсоров, лифт стал падать. В течение долгих моментов слышны были только скрежет и свист – звук, с которым внешние стенки кабины задевали шахту. Пол покачивался, но их ноги едва касались его. Оби-Вану уже приходилось испытывать невесомость, но теперь этот опыт должен был закончиться смертью. Но он просто молчал, стиснув зубы, хотя сердце замерло, и дышать было трудно. Наконец, после долгих, невыносимых мгновений заработал экстренный генератор, и заставил подъемник резко остановиться. Два Джедая свалились на пол. Тусклый синий свет залил маленькое помещение, позволяя видеть глаза и неясные силуэты друг друга, но не больше. По безмолвной традиции, аварийное освещение в лифтах бывает красным, но Джедаи имели причины недолюбливать этот цвет. Через миг Мастер Джинн был уже на ногах, и с ладонью на рукояти меча – на всякий случай. Но всё было спокойно. Потянувшись Силой, он не ощутил никакой злонамеренности. Просто молния слишком близко ударила и, должно быть, закоротила энергосистему. Так что это была лишь авария. Оби-Ван, еще остававшийся на полу, застонал, и Куай-Гон наклонился, чтоб помочь ему. — Умф… — мальчик обхватил свою голень, чуть повыше голеностопа, и, кусая губы, приподнялся и сел. Он не хотел выказывать слабость. Не в присутствии Мастера. Куай-Гон согнулся, чтоб осмотреть быстро отекавшую правую ногу. — Это… лишь растяжение. Я так думаю, — пробормотал ученик, очевидно, боровшийся с болью. Мастер Джинн серьезно покачал головой. — Перелом. Я боюсь, перелом, малыш. Оби-Ван нахмурился, злясь и на себя, и на сломанную конечность. — Ничего такого, чего наши Целители не смогли бы исправить, — успокоил его Джедай, вновь поднявшись на ноги. Щурясь, Мастер Джинн попытался разглядеть то, что было снаружи, за транспаристиловыми бортами кабины, но не смог. Наверху же была лишь темнота. Вероятно, весь Храм был на чрезвычайном положении. — Я уверен, мы скоро выберемся, — сказал Рыцарь, желая ободрить его. Миновало, однако, уже три с половиной часа, и в кабине становилось душно и жарко. Куай-Гон сидел рядом с мальчиком, и они молчали. Только два с половиной часа назад Оби-Ван посоветовал: — Сядьте, Мастер. Кажется, мы здесь надолго. И Джедай ответил: — Ерунда. Они знают, что мы здесь. И нас вытащат. После этого они вновь замолчали. Он уже перепробовал всё – от контакта с Йодой через их обязательство в Силе, до попыток просто взломать дверь. Но всё было безрезультатно. Они увязли. Непрерывные грозовые раскаты снаружи тоже не способствовали равновесию. Оби-Ван вздохнул, а потом спросил: — И как долго может работать запасной генератор? Рыцарь в легком раздумье закрыл глаза, и, откинувшись, прислонился к стене рядом с Оби-Ваном. — Часа три, я думаю. Но спасатели доберутся раньше. Оби-Ван поднял голову и взглянул на него. — Но мы здесь уже три с полови… Лифт слегка покачнулся, а следом за этим аварийное освещение начало мигать. Медленно, но ощутимо, они вновь почувствовали, что тела их теряют в весе. Они снова падали. Рыцарь знал, что у них очень мало времени, потому, не тратя его на раздумья и объяснения, схватил меч Оби-Вана и включил свой собственный. И ударил в боковые стенки кабины, погрузив в них оружие по самую рукоятку. Послышался жуткий скрежет, они тормозили, и, в конце концов, их кабина остановилась, прежде чем успела набрать опасную скорость. Оби-Ван вздохнул с облегчением. — Спасибо вам, Мастер Джинн, — сказал он с уважением, и в улыбке его было столько счастья и восхищения, что Джедай быстро встал, якобы для того, чтобы выключить раздражающий синий свет, что теперь непрерывно мигал. Но на самом деле, он хотел скрыть краску смущения. Скоро их глаза приспособились к тусклому серому свету, проникавшему через окно. Гроза всё еще бушевала снаружи, они слышали завывания ветра сквозь отверстия, что прорезал Куай-Гон лучевыми мечами. Ярость бури иногда заставляла сжиматься, потому что громовые раскаты бывали порой оглушительны. — Слишком долго, — вздохнул Оби-Ван. — Что могло настолько их задержать? — Вероятно, кто-то больше нас нуждается в помощи, — ответил Куай-Гон, уловив волны страха и негативных эмоций, исходящие от самых маленьких обитателей Храма. Всё это соединялось в некий общий напряженный и полный тревоги фон, и он постарался растворить эти чувства в Силе. Еще полчаса прошли в тишине. Наконец, Оби-Ван ощутил, что не в силах больше этого выносить, и негромко стал напевать какой-то мотив. Ему нужно было отвлечься, чтобы переключить внимание, и не думать о боли, и о той ситуации, в которой они оказались. Вскоре Мастер присоединился к нему, и они тихо пели, пока мелодия не подошла к концу. Это было красиво – по-мальчишески чистый высокий голос Кеноби удивительно сочетался со спокойным баритоном Куай-Гона. Ну, а если они даже несколько исказили мотив, кто мог знать об этом? Их здесь было лишь двое, а их пение то и дело заглушалось раскатами грома. Потому они завершили мелодию с улыбкой на лицах. — Удивительно, — сказал Оби-Ван. — Я еще никогда не встречал кого-нибудь, кто бы знал эту песню. — Он отвел глаза и робко добавил: — Думаю, моя мать напевала ее для меня, хотя я и не помню этого. Куай-Гон задумался, где он слышал этот мотив, и внезапно понял, что его ему дал Другой. Он с улыбкой взглянул на Кеноби. — А я слышал ее только раз, — сказал он. Интересно было встретиться с тем, от кого Другой узнал эту песню. — А откуда ты родом, малыш? — Андреа. — Ах, так вот откуда у тебя такой голос, — сказал Рыцарь, улыбаясь еще теплее. — Он такой напевный. Мне нравится. Мальчик лишь не без горечи рассмеялся. — Может быть, только многих он раздражает. В раннем детстве меня даже дразнили муркотом. Несмотря на беспечный тон, в словах этих прозвучал отголосок печали и горечи. — Да уж, дети вечно дразнятся. Только попади на язык. — Куай-Гон поудобней устроился на полу. — Но ведь это давно миновало, да? — Да. И, в конце концов, быть муркотом не так уж плохо. Куда хуже, если дразнят Увальнем. — Он замолк и добавил чуть слышно: — Иногда я и сам таким себя чувствую. — Глупости! Ты прекрасно сражаешься – вспомни турнир. А на глупые прозвища ни к чему обижаться. И потом, разве все к тебе плохо относятся? У тебя нет друзей? Оби-Ван затряс головой. — Есть, конечно, и очень близкие. Я их очень люблю. Только… даже с ними я не обо всём говорю. Но недавно у меня появился особенный друг, и теперь он почти всё время со мной. — Кто же это? — Потерянный. — Почему ты так говоришь? Он ушел? Падаван засмеялся, в этот раз беспечно и весело. — Нет, — сказал он. — Это лишь его имя – Потерянный. — Он мигнул и добавил: — Я думаю. — Ты не знаешь имени друга? — Куай-Гон слегка удивился, но в улыбке мальчика было столько счастья, что почти невозможно было не улыбнуться. Оби-Ван покраснел, и стал нервно теребить край туники, как он часто делал в минуты раздумья. — Это длинная история, Мастер, — сказал он, уходя от ответа. — Впрочем, это неважно. Куай-Гон никогда не стремился выведать чужие секреты, потому он просто заговорил о другом. — …Ван, как твоя нога? — спросил он. Удар грома оставил лишь последний слог имени. Мальчик вздрогнул и посмотрел на него. — Что, простите?.. Джедай улыбнулся. — Я спросил лишь, как твоя нога? Болит сильно? — Нет. — Оби-Ван затряс головой, так что у Куай-Гона не осталось сомнений, что болело, действительно, сильно, и что мальчик больше пробовал убедить себя, чем его. Оказалось, Кеноби волнует другое. — Жаль, я только подумал, вы сказали «Один», а не «Ван». — Он немного дрожал, ведь, в конце концов, он был скромным учеником, говорившим с одним из прославленных Рыцарей. Улыбка Куай-Гона стала шире. — Всё в порядке, — сказал он. — Я, признаться, тоже удивился слегка, когда ты помянул «Потерянного». Я… И оба вдруг замолчали. Вновь ударил гром, заставив их вздрогнуть. Или это был вовсе не гром, а пришло осознание, с кем они говорят, причинившее им не меньшее потрясение. Ощущалось это именно так – как удар стихии. Они медленно повернулись друг к другу, и в глазах обоих отражался весь спектр эмоций: недоверие, радость, страх. — Оби Один Кеноби, — пробормотал Куай-Гон, всё еще потрясенный. — Куай Потерянный Джинн, — прошептал Оби-Ван, совершенно уверенный, что теперь его вышлют из Храма. Оба вновь замолчали, а потом прислушались. Да, ошибки быть не могло, потому что любое присутствие в Силе неповторимо. Тем не менее, очень трудно было спросить: значит, это ты был со мной в моей памяти?.. Наконец, молчать стало уже невозможно, и Куай-Гон, покачав головой, прошептал: — Ты… ты… — он не знал, что сказать. А Кеноби был в ужасе и смятении. Он же вторгся в сознание одного из самых великих Джедаев Ордена! Разделил его самые потаенные чувства – гордость и своеволие, независимость и тоску… Как он только осмелился?! Но ведь Мастер был так печален… и так одинок… Он бы сделал это опять, если б видел его таким грустным! Подумав немного, он решил, что ни о чем не жалеет – даже если придется понести наказание. Потому что решение было правильным. И пока на лице Куай-Гона отражались волнение и удивление, мальчик полностью снял щиты и открыл себя Силе. — Это я, — сказал он, потянувшись к сознанию того, кого он называл Другим. Куай-Гон услышал его, понимая, что вслух Оби-Ван ничего не сказал. Это был ментальный контакт. Двенадцатилетний мальчик, даже не падаван, смог сформировать обязательство, столь глубокое и прочное! Рыцарь чувствовал Силу вокруг него. Никакой ошибки быть не могло. Но, чтобы найти друг друга, им следовало одновременно снять щиты. И тогда они друг друга услышали. Он вспомнил досаду Йоды и усмешку Мэйса. Вероятно, те раньше него обо всём догадались. И все-таки сблизили их не Глава Совета, и даже не великий Магистр. Это было решение самой Силы. И – кто он такой, чтобы спорить с ним?.. Он прервал размышления, вдруг увидев, что мальчик рядом с ним тихо плачет, закрыв ладонью лицо. Вероятно, его напугала реакция Рыцаря. — Простите! Простите! — бормотал тот невнятно, из-под руки. — Но вам было так грустно… Я не хотел преступать границ, я только хотел помочь! И вы так много мне помогли! Без вас я ничего не смогу! Я не выиграл бы турнир, если бы ни вы! Я только о вас и думал! Я… простите!.. Угловатое тело сотрясали рыдания, и его эмоции – неогражденные, чистые – словно бы омыли Куай-Гона, навсегда прогнав ухмылявшихся призраков и Разомкнутое Кольцо. Он склонился к мальчику, обнял его и, прижав к себе дрожащее тело, принялся укачивать. Это был Другой, без сомнения. Та же храбрость, та же потребность в любви… Его друг-утешитель, говоривший голосом самой Силы. И неважно, что он только мальчик. Он имел огромную душу и полное сострадания сердце. — Тебе не о чем сожалеть, малыш, — прошептал он, обнимая его еще крепче, и греясь в чудесном эмоциональном тепле. — Ты не сделал ничего плохого. И ты даже не представляешь, как помог одному усталому, черствому старику… — Вы – не старый… — выдохнул Оби-Ван, где-то между слезами и смехом. — И вы самый… самый лучший! Он прижался к рослой фигуре, намертво вцепившись в тунику. Часть его, что всегда хотела руководства и отцовской любви, говорила ему, что теперь он нашел, что искал. И на всю свою жизнь. И что именно этот Джедай поведет его по дороге Познания, через все испытания, через годы – и до самых Врат Пустоты. И к тому, что лежит за ними. К вечному сиянию Силы… Спасатели, наконец, подошли к двери лифта в подвале. Все ужасно тревожились, даже Йода как-то особенно нервно постукивал тростью, шагая вслед за Мэйсом Винду по коридору. Оба чувствовали опустошение и вину: это было их решением – бросить главные силы спасателей на борьбу с пожаром, вспыхнувшим от удара молнии в комнатах малышей. Потому что короткое замыкание повредило все системы пожаротушения. А когда все дети были эвакуированы, то пришлось немедленно восстанавливать генератор мощности, потому что в крыле Целителей нужно было поддерживать жизни тех, кто был в бакта-камерах. И ремонт генератора занял пять часов – много больше, чем репульсоры были способны удерживать лифт. И теперь, вероятно, кабина была в подвале – рухнув с высоты и разбившись. Оставалось только надеяться, что Джедаи в подъемнике выжили… Наконец, спасатели смогли взрезать дверь и добраться до шахты. Но кабины там не было, она явно была где-то выше. Наконец, генераторы заработали, и с ужасным скрежетом, очень медленно, она стала снижаться. Внешне неповрежденная. Но Мэйс всё же боялся худшего. Но вот двери с легким шипением открылись, и они увидели Мастера Джинна. Лицо Рыцаря было несколько влажным, но спокойным и просветленным. На руках у него лежал Оби-Ван. Мальчик крепко спал. Молодым Кеноби немедленно занялись Целители, а Куай-Гон приблизился к Йоде и Мэйсу. — Это был Оби-Ван, Учитель, — сказал он с улыбкой. — Тот Другой, которого я искал. Йода хмыкнул, тряхнул ушами, погрозил ему палкой – и направился прочь, бормоча себе под нос что-то относительно глупых Джедаев… и намерений Силы. Тем не менее, миновало еще две недели, прежде чем эти двое стали официально Мастером и падаваном, потому что прежде мальчик должен был поправиться и восстановиться. Рыцарь всё это время находился рядом, помогая ему и заботясь о нем. О дальнейшем они и не говорили, и, казалось, даже не думали. Но на самом деле, это было так очевидно для них обоих, что они удивились, когда на Совете Куай-Гона спросили, готов ли он будет взять нового ученика. — Но у меня уже есть ученик, — сказал он. — Я почти два месяца преподаю. Ясно было, что этот дуэт никому не разбить, и они нуждались друг в друге. Остальное было просто формальностью – и запрос Совету, и его согласие. После этого не было никаких препятствий; начался их долгий совместный Путь… Куай-Гон заплел Оби-Вану ученическую косичку, и украсил ее двумя первыми бусинками – теми самыми, что его падаван получил на турнире. И трудно сказать, кто из них этим больше гордился.